«Лица российского сопротивления» — серия международных выставок о россиянах, оказавших сопротивление преступному путинскому режиму и оказавшихся в тюрьме. В список вошли 24 города мира. Выставку в Норвегии мы, СмоРодина.
- Выставка прошла в Осло в декабре 2023 года,
- затем выставка приехала в Киркенес в феврале 2024 года,
- сейчас выставка проходит в Му и Рана, с 15 мая по 31 августа 2024 года.
«Люди в России любят Путина», «Большинство людей в России поддерживают войну», «Люди в России не протестуют» — это клише, которые мы часто слышим в разных странах от тех, кто не знаком с реальной ситуацией в России.
Группе местных политиков и антивоенных активистов пришлось покинуть Россию. Вместе с нами они представляют проект, призванный разрушить эти стереотипы. Наша цель — поделиться историями тех, кто более 20 лет боролся за гражданские права, свободу слова и честные выборы. И, конечно, против войны.
«Лицами российского сопротивления» являются не только политики, открыто боровшиеся за свободную Россию. Они также обычные граждане, которые не могли жить в условиях лживой пропаганды и агрессивного вторжения в соседнюю страну. Это мужчины и женщины, молодые и старшие, политические активисты, художники, исследователи, студенты, отцы и матери. Их бросили в тюрьму, одних на несколько лет, других на десятилетия.
По данным старейшей правозащитной организации России «Мемориал», в России 590 политзаключенных. Мы хотим поделиться их историями. С помощью этой выставки мы покажем лица и судьбы людей, выступающих против путинского режима. В России есть люди, которые выступают против войны, протестуют, делятся своим мнением в социальных сетях, распространяют антивоенные листовки, поджигают военкоматы, обеспечивают конкуренцию на политических выборах, возглавляют правозащитные организации, они проводят антикоррупционные расследования и организуют антивоенные мероприятия. Мир должен знать о них.
Поддержать проект: https://www.politzk.com/support.
Организаторы проекта:
- Елена Филина (идея и организация),
- Аршак Макичян (идея),
- Илья Азар (тексты о политзаключённых),
- Сергей Новиков (графический дизайнер),
- Екатерина Дёмина (дизайн экспозиции),
- Кристина Морогина (соцсети),
- Юрий Волнов (техническая поддержка),
- Анна Десятова (корректура),
- Ваксилий Хорошилов (chatGPT),
- Максим Ободец (видео).
Эта выставка была бы невозможна без поддержки фонда «Фритт Урь» и множества волонтёров, которые перевели тексты и сделали пожертвования нам. Большое спасибо!
На этой странице представлены последние слова некоторых героев выставки. Истории всех героев можно найти на странице проекта.
- Алексей Горинов
- Илья Яшин
- Владимир Кара-Мурза
- Михаил Кригер
- Лилия Чанышева
- Юрий Дмитриев
- Алексей Навальный
- Андрей Пивоваров
- Саша Скочиленко
- Дмитрий Иванов
- Мария Пономаренко
- Алексей Москалёв
Алексей Горинов
7 лет в тюрьме
7 июля 2022
Я думаю, или мне всегда казалось, что наше общее прошлое диктует нам несколько главных уроков.
Мой отец вернулся со Второй Мировой войны инвалидом. Как и его брат. Им еще повезло. Но они выполняли, — и выполнили! — свой священный долг по защите Отечества от врага.
Я еще застал Москву 60-х. С ветеранами — без рук, без ног, слепыми. Немало таких было и в нашем доме. Я рос среди них.
Выжившие в той войне были скупы на рассказы про нее. С возрастом я понял, почему. Потому что война — сама по себе, как человеческое занятие,
каким бы синонимом ее не назови — самое последнее, самое мерзкое и грязное дело. Дело, недостойное звания человека, на которого Вселенной и
эволюцией возложена забота о сохранении и приумножении всего живого на нашей планете.
Я в этом убежден: война — самое быстрое средство расчеловечивания, когда стирается грань между добром и злом. Война всегда есть насилие и кровь,
разорванные тела и оторванные конечности. Это всегда смерть. Я это не приемлю и отторгаю.
Этому меня учило наше общее прошлое. И, наверное, не только меня, — в Уголовном кодексе России есть статьи 353 и 354, предусматривающие суровую ответственность за подготовку, ведение и пропаганду агрессивной войны. И я полагаю, что Россия исчерпала свой лимит на войны еще в
двадцатом веке.
Однако наше настоящее — это Буча, Ирпень, Гостомель... Вам что-нибудь говорят названия этих городов? Поинтересуйтесь, кто еще не знает, что там
произошло. И не говорите потом, что ничего не знали.
Пять месяцев на территории соседнего государства Россия ведет военные действия, стыдливо называя это «специальной военной операцией».
Нам обещают победу и славу. Отчего же тогда немалая часть моих сограждан испытывает стыд и вину? Почему многие уехали из России и продолжают
уезжать? И почему у нашей страны вдруг появилось так много недругов?
Может быть, это в нас что-то не так? Давайте подумаем! Дайте нам возможность хотя бы обсудить происходящее. Обменяться мнениями. Это, в конце концов, наше конституционное право!
Собственно, я это и сделал. На заседании муниципального совета я высказал моё мнение, человеческое отношение к предмету голосования. Это мнение,
это отношение я мотивировал, исходя из своих убеждений. И был поддержан большинством присутствующих!
И теперь я в суде.
Похоже, и это — как будто из нашего общего прошлого, ещё один невыученный урок. Преследования за слово, сфабрикованные дела, скорый суд, запоздалое прозрение: «как же так, мы не знали!»
В годы сталинского террора моего деда обвиняли в призывах к свержению советского строя, в создании и укреплении которого он участвовал самым
непосредственным образом. Дед дожил до полной реабилитации, — через полвека.
Надеюсь, для моей реабилитации потребуется гораздо меньше времени.
Но пока что я здесь, в зале суда.
Моё уголовное дело слушается одним из первых, но в России возбуждены сотни таких уголовных дел против моих сограждан, которые думают и
высказываются о том, что происходит. Разрушают семьи, ломают жизни молодых людей.
И, выступая здесь, я говорю за всех них, ещё не представших перед судом.
Несколько фраз, произнесенных мною на будничном заседании Совета депутатов, были исследованы под микроскопом. Сформирована следственная группа из девяти следователей, шестеро из которых — «по особо важным делам». Пятеро экспертов — лингвисты и психологи. Покопались в моих мыслях, пытаясь понять: что же в действительности стоит за мнением, высказанным мною моим коллегам—депутатам по одному из вопросов повестки заседания. Каков был мой тайный смысл и скрытый посыл? Что в действительности стоит за этими моими фразами? Породили две экспертизы на 120 листах...
Между тем, статья 29 Конституции России гарантирует каждому свободу мысли и слова, — если речь не идет о пропаганде ненависти, вражды, превосходства. Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается.
В дни августовского путча 1991 года я тоже был депутатом.
Вместе с другими защитниками я был у здания Верховного Совета республики — «Белого дома». Мы защищали наше будущее. Наше право жить свободно, — а значит, свободно говорить, выражать свои мысли, собирать информацию и делиться ею.
Если бы тогда сказали, что через тридцать лет меня будут судить уголовным судом за слова, за мнение — я бы не поверил. Причины столь печального
итога, к которому пришло наше общество, потребуют тщательного исследования и осмысления историками. Потребуют не только осмысления, но и выводов. Это будет непросто, но мы должны будем признать, что война — это война. Должны будем реабилитировать жертв, и судить преступников.
Должны будем восстанавливать доброе имя своего народа, своей страны.
А пока нашей власти желаю благоразумия.
Суду — мудрости.
Всем, на кого накатывается новая волна репрессий — стойкости, как и всему украинскому народу.
Себе — стать в будущей России ее послом в Украине.
Всем, кто меня поддерживал непосредственно или на расстоянии — не унывать! Я с вами!
Илья Яшин
8,5 лет в тюрьме
5 декабря 2022
Уважаемые слушатели!
Согласитесь, фраза «последнее слово подсудимого» звучит очень мрачно. Как будто после выступления в суде мне зашьют рот и навсегда запретят говорить. Все понимают: смысл именно в этом. Меня изолируют от общества и держат в тюрьме потому, что хотят, чтобы я молчал. Потому что когда-то наш парламент перестал быть местом для дискуссий, а теперь вся Россия должна безмолвно соглашаться с любыми действиями власти.
Но обещаю: пока я жив, я никогда с этим не смирюсь. Моя миссия — говорить правду. Я говорил ее на городских площадях, в телевизионных студиях, на депутатских трибунах. Я не откажусь от правды и за решеткой. Ведь, цитируя классика, «ложь — религия рабов, и только правда — бог свободного человека».
В начале своей речи я хотел бы обратиться к суду. Ваша честь, я признателен за то, как было организовано это судебное разбирательство. Вы провели гласный процесс, открыли его для прессы и слушателей, не мешали мне свободно высказываться, а моим адвокатам — работать. И вроде бы вы не сделали ничего особенного: так и должны проходить суды в любой нормальной стране. Но на выжженном поле российского правосудия этот процесс выглядит как что-то живое. И поверьте: я это ценю.
Скажу вам откровенно, Оксана Ивановна: вы и сами произвели необычное впечатление. Я обратил внимание, с каким интересом вы слушаете обвинителя и защитников, как реагируете на мои слова, как сомневаетесь и рефлексируете. Для власти вы просто винтик системы, который должен безропотно выполнить свою функцию. Но я вижу перед собой живого человека, который вечером снимет мантию и пойдет за покупками в тот же магазин, где моя мама покупает творог. И я не сомневаюсь, что тревожат нас с вами одни и те же проблемы. Уверен, что вы, так же как и я, потрясены этой войной и молитесь, чтобы кошмар поскорее закончился.
Знаете, Оксана Ивановна, у меня есть принцип, которому я следую многие годы: делай, что должен, и будь, что будет. Когда начались боевые действия, я ни секунды не сомневался в том, что должен делать. Я должен быть в России, я должен громко говорить правду и я должен всеми силами останавливать кровопролитие. Мне физически больно от осознания того, сколько людей погибло на этой войне, сколько судеб покалечено и сколько семей лишилось своих домов. С этим просто нельзя мириться. И клянусь — я ни о чем не жалею. Лучше провести 10 лет за решеткой, оставаясь честным человеком, чем молча сгорать от стыда за кровь, которую проливает твое правительство.
Конечно, ваша честь, я не жду здесь чуда. Вы знаете, что я невиновен — а я знаю, как на вас давит эта система. И очевидно, что вам придется вынести обвинительный приговор. Но я не держу на вас зла и не желаю вам ничего плохого. Однако постарайтесь сделать все от вас зависящее, чтобы не допустить несправедливости. Помните, что от вашего решения зависит не только моя личная судьба — это приговор той части нашего общества, которая хочет жить мирно и цивилизованно. Той части общества, к которой, возможно, относитесь и вы сами, Оксана Ивановна.
Воспользовавшись этой трибуной, я хотел бы также обратиться к президенту России Владимиру Путину. К человеку, который несет ответственность за эту бойню, который подписал закон о «военной цензуре» и по воле которого я сижу в тюрьме.
Владимир Владимирович!
Глядя на последствия этой чудовищной войны, вы, наверное, сами уже понимаете, какую тяжелую ошибку совершили 24 февраля. Нашу армию не встречают цветами. Нас называют карателями и оккупантами. С вашим именем теперь прочно ассоциируются слова «смерть» и «разрушения».
Вы принесли страшную беду украинскому народу, который, наверное, никогда нас не простит. Но ведь вы ведете войну не только с украинцами, но и со своими соотечественниками.
Вы отправляете в пекло боев сотни тысяч россиян, многие из которых никогда уже не вернутся домой, превратившись в прах. Многие останутся калеками и сойдут с ума от увиденного и пережитого. Для вас это просто статистика потерь, цифры в столбиках. А для множества семей — это невыносимая боль утраты мужей, отцов и сыновей.
Вы лишаете россиян своего дома.
Сотни тысяч наших сограждан покинули Родину, потому что не хотят убивать и быть убитыми. Люди бегут от вас, господин президент. Неужели вы этого не замечаете?
Вы подрываете основу нашей экономической безопасности. Переводя промышленность на военные рельсы, вы поворачиваете нашу страну вспять. В приоритете снова танки и пушки, а наши реалии снова — нищета и бесправие. Разве вы забыли, что такая политика уже приводила нашу страну к развалу?
Пусть мои слова прозвучат гласом вопиющего в пустыне, но я призываю вас, Владимир Владимирович, немедленно остановить это безумие.
Необходимо признать политику в отношении Украины ошибочной, вывести войска с ее территории и перейти к дипломатическому урегулированию конфликта.
Помните, что каждый новый день войны — это новые жертвы. Хватит.
Наконец, я хочу обратиться к людям, которые следили за этим судебным процессом, поддерживали меня все эти месяцы и с тревогой ждут приговора.
Друзья! Какое бы решение ни вынес суд, каким бы суровым ни оказался приговор — это не должно вас надломить. Я понимаю, как вам сейчас тяжело, как мучает ощущение бессилия и безнадежности. Но вы не должны опускать руки.
Пожалуйста, не впадайте в отчаяние и не забывайте, что это наша с вами страна. Она достойна того, чтобы за нее бороться. Будьте смелыми, не отступайте перед злом и сопротивляйтесь. Стойте за свою улицу, за свои города. А самое главное — стойте друг за друга. Нас гораздо больше, чем кажется, и мы с вами — огромная сила.
Ну а за меня не переживайте. Обещаю, что выдержу все испытания, не буду жаловаться и пройду этот путь достойно. А вы, пожалуйста, обещайте, что сохраните оптимизм и не разучитесь улыбаться. Потому что они победят ровно в тот момент, когда мы утратим способность радоваться жизни.
Верьте мне, Россия будет свободной и счастливой.
Владимир Кара-Мурза
25 лет в тюрьме
10 апреля 2023
Граждане судьи! Я был уверен, что после двух десятилетий в российской политике; после всего, что я увидел и пережил, меня уже ничто не сможет удивить. Должен признаться, что я ошибался. Меня все же удивило, что по степени закрытости и дискриминации стороны защиты мой процесс в 2023 году оставил позади «суды» над советскими диссидентами в 1960-70-е годы. Не говоря уже о запрошенном сроке и лексике про «врага»: это даже не 1970-е — это 1930-е. Для меня как для историка это — повод для рефлексии.
На стадии показаний подсудимого председательствующий напомнил мне, что одним из смягчающих обстоятельств является «раскаяние в содеянном». И хотя веселого вокруг меня сейчас мало, я не смог сдержать улыбку. В содеянном должны раскаиваться преступники. Я же нахожусь в тюрьме за свои политические взгляды. За выступления против войны в Украине. За многолетнюю борьбу с диктатурой Путина. За содействие принятию персональных международных санкций по «Закону Магнитского» против нарушителей прав человека. Я не только не раскаиваюсь ни в чем из этого — я этим горжусь.
Горжусь тем, что в политику меня привел Борис Немцов. И хочу надеяться, что ему за меня не стыдно. Подписываюсь под каждым словом из тех, которые я говорил и которые вменяются мне в этом обвинении. А виню я себя только в одном: что за годы своей политической деятельности не сумел убедить достаточно моих соотечественников и политиков демократических стран в том, какую опасность несет для России и для мира нынешний режим в Кремле. Сегодня это очевидно всем, но страшной ценой — ценой войны.
В последнем слове обычно просят об оправдательном приговоре. Для человека, не совершавшего преступлений, единственно законным приговором был бы оправдательный. Но я ни о чем не прошу у этого суда. Я знаю свой приговор. Я знал его еще год назад, когда увидел в зеркале бегущих за моей машиной людей в черной форме и черных масках. Такая сейчас в России цена за немолчание.
Но я знаю и то, что настанет день, когда мрак над нашей страной рассеется. Когда черное назовут черным, а белое — белым; когда на официальном
уровне будет признано, что дважды два — это все-таки четыре; когда войну назовут войной, а узурпатора — узурпатором; и когда преступниками признают тех, кто разжигал и развязывал эту войну, а не тех, кто пытался ее остановить. Этот день настанет так же неизбежно, как весна приходит на смену даже самой морозной зиме. И тогда наше общество откроет глаза и ужаснется тому, какие страшные преступления совершались от его имени. С этого осознания, с этого осмысления начнется долгий, трудный, но такой важный для всех нас путь выздоровления и восстановления России, ее возвращения в сообщество цивилизованных стран.
Даже сегодня, даже в окружающей нас темноте, даже сидя в этой клетке, я люблю свою страну и верю в наших людей. Я верю, что мы сможем пройти этот путь.
Михаил Кригер
7 лет в тюрьме
17 мая 2023
Уважаемый суд!
Мне вменяют в вину два поста в фейсбуке, которым на момент моего задержания исполнилось 2 года. Из чего я делаю вывод о том, что эти мои тексты — всего лишь повод. А преследуют меня за мою сначала антивоенную, а теперь и откровенно проукраинскую позицию, которую я не то, что не скрываю, а стараюсь её продемонстрировать максимально широко и при каждом удобном случае. Я считаю эту войну тем редким конфликтом, в котором правда стопроцентно присутствует на одной стороне. И эта сторона украинская.
Стараясь хоть как-то смыть тот братоубийственный позор, которым покрыла себя наша страна, я помогал украинским беженцам, всячески в соцсетях выражал свою искреннюю надежду на Перемогу. Я был и до сих пор уверен, что если россиянам и суждено встретить свободу, то прийти она может лишь в результате этой самой Перемоги. Точно так же, как она пришла в Японию и Германию именно в результате военного положения.
У Александра Городницкого есть такие слова: «Не всегда для свободы победа нужна, ей нужней иногда пораженье...»
Но вернёмся к моему обвинению. Итак, меня обвиняют в том, что я публично позволил себе помечтать о путинском повешении. Да, я действительно мечтаю дожить до такого праздника.
Я уверен, что наш диктатор так же заслуживает такой казни, как и иные военные преступники, которых вешали по приговору, например, Нюрнбергского трибунала. Такой же лживый тиран, присвоивший себе ничем не ограниченную власть, с таким же руками по локоть в крови. И эта моя оценка целиком и полностью подтверждается ордером на его арест, выданным МУС в Гааге. Но, может быть, в этих своих мечтаниях я забыл о милосердии, о «милости к падшим», так сказать? Опять же — нет. Ведь по милости этого мясника (настаиваю — именно по его милости) продолжает литься кровь каждый день.
А поскольку сам он от власти не уйдет, как мы все понимаем, то арест и казнь его — единственный способ остановить то братоубийственное кровопролитие, которое именно он, опять же настаиваю, развязал против самого родственного россиянам народа — народа моей родной и любимой Украины.
Сейчас из-за маниакальных амбиций нашего фюрера в моём родном Днепре мои многочисленные родственники, одноклассники, друзья детства сидят в подвалах в ожидании обстрелов и бомбардировок. За что им всё это? За то, что наш солнцеликий не наигрался в солдатики в детстве? За то, что, по моим наблюдениям, он стал поклонником того самого, настоящего фюрера, и, похоже, следует его примеру?
Таким образом, я настаиваю на справедливости, разумности и, если угодно, целесообразности этой своей «хрустальной мечты».
Или, перефразируя известного холуя по фамилии Володин, скажем так: «Есть Путин — есть реки крови, нет Путина — нет кровопролития».
Я надеюсь, достаточно и доходчиво обосновал свою мечту?
Тогда перейдём к моему второму обвинению. Мне вменяют ещё и разжигание ненависти к ФСБ. Да, я действительно не люблю эту контору, которая является абсолютным аналогом гестапо времён гитлеровского Рейха. И даже превосходит по подлости и зверству. Почему, спросите? Да потому что немецкие палачи, пусть и бесчеловечными методами, но боролись с настоящими врагами Рейха и фюрера, а не выдумывали их.
Наши же, путинские, гестаповцы просто придумывают «врагов». С помощью засланных провокаторов создают «террористические организации», а потом сами же их и «раскрывают». То есть, ради звёзд на погонах, орденов на грудь, ради карьеры они ломают жизни подростка, их родителям, нисколько не сочувствуя им, как не сочувствуют съедаемому кролику. Это их гнусная практика проявилась в делах «Нового величия», «Сети», в деле канских подростков. Причём, одного из канских ребят 14-летнего Никиту Уварова почти год продержали в СИЗО. А в 16 лет впаяли ему 5 лет колонии. За «теракт в Minecraft». Кем, скажите мне, надо быть, чтобы сажать 14-летнего
по сути ребёнка? Разве эти современные гестаповцы не чудовище? Разве они могут называться людьми?
Вообще же, тот текст, который лёг в основу моего обвинения, был написан под воздействием от шока, случившегося со мной после приговора по «калининградскому делу». Напомню, если кто запамятовал, что тогда двое молодожёнов получили 12 и 13 (!) лет за служебное несоответствие сотрудника ФСБ, оказавшегося гостем на их свадьбе. И вот, едва ли не на следующий день после женитьбы, молодожёны получили такие дикие сроки. И что же я должен чувствовать после всего этого к служащим в нашем гестапо?
Не могу не добавить, что в деле «Сети», по крайней мере, признательные показания от молодых людей добивались с помощью пыток электрошокером. На что судьи предпочли не обращать внимания. Судя по географии этих дел, по послушности судов по этим делам, я делаю вывод о том, что данная людоедская, чудовищная практика является именно практикой, а не единичными эксцессами. И что я должен испытывать к служащим этой зверской конторы? Неужто безмерное уважение и щенячий восторг?
А какие чувства я должен испытывать к этому ведомству после отравления Навального, Кара-Мурзы, ещё ряда отравлений специальной группой служивых убийц, разъезжающих по стране за своими жертвами? Это вот те самые «горячие сердца и чистые руки»?
Объясните мне, как можно, зная обо всём, мной перечисленном, относиться к ведомству палачей, садистов, убийц и стукачей? И почему я не имею права поделиться этим своим отвращением с окружающими? Разве ст.29 Конституции не гарантирует мне право распространять открытую информацию?
Таким образом, мне кажется, что я достаточно обосновал свою позицию по обоим пунктам обвинения.
И поэтому я считаю героем М.Жлобицкого. Хотя я не оправдываю терроризм! Разве путинская власть оставила ему какой-то иной способ протеста, кроме самоубийства путём самоподрыва? Разве судьи обратили внимание на следы пыток электрошокером на теле подсудимого Филинкова во время заседания? А много ли депутатов ГД написали свои запросы в СК или в прокуратуру по этому поводу? А на Первом канале или на ВГТРК про 5-летний срок подростку Уварову что-нибудь сказали? И что же оставалось героическому правдолюбцу Жлобицкому? Какие формы протеста? Если «пепел Клааса» жжёт сердце? Только «безумство храбрых» по М.Горькому...
Теперь ещё пару слов. Во время заседаний неоднократно, видимо, как отягчающее обстоятельство, говорилось о моих многочисленных административных задержаниях. Наверно по мысли обвинения это меня должно как-нибудь отрицательно характеризовать.
Так я должен сказать, что никогда не выходил на акции протеста, чтобы развлечься или от скуки. Всегда только в защиту законности и в строгом соответствии с Конституцией, которая в ст.31 гарантирует всем нам право на мирные собрания.
Скажу больше. Выход на улицу я считал не только правом, но и обязанностью граждан по защите своих гражданских прав. И нередко заставлял себя это делать, преодолевая собственную лень, усталость и прочие обстоятельства.
И, уважаемые судьи, обвинители и следователи, я выступал в защиту и ваших прав в том числе. Чтобы вы могли избрать себе власть, ответственную перед вами. И чтобы, вынося то или иное решение, избранные вами депутаты думали в первую очередь о вашей реакции, одобрении или неодобрении этих решений. Чтобы они хоть как-то зависели от вас. Чтобы в том числе и ваших сыновей, братьев, отцов, мужей не забрили на эту преступную войну и не вернули их вам в целлофановом пакете. Мне кажется, что вы в этом, не меньше меня заинтересованы. Только боитесь больше. Вот за эти добрые намерения меня и задерживали много раз, и штрафовали, и сажали.
Ну и ещё пару слов.
Обращаюсь ко всем, кто меня слышит и к тем, кто прочитает эти мои слова. Если вы когда-то услышите или прочитаете, что «Кригер передумал...» или «Кригер отказался, извинился» и т.д., то знайте: над моими близкими или надо мной нависла серьёзная угроза.
И совсем напоследок моё коротенькое обращение к славным моим землякам — захисникам рідної України.
Шановні українці!
Любі мої друзі!
Гірше за все для мене те, що я не можу бути поряд з вами. У лавах ЗСУ наприклад.
Тому лише можу побажати вам Перемоги!
Хай щастить вам, браття й сестри!
Слава Україні!
Лилия Чанышева
7,5 лет в тюрьме
29 мая 2023
башкирские памятники природы олигархам, закрывает больницы и недоплачивает врачам, жульничает на госзакупках и заставляет жителей республики переплачивать за ЖКХ. Когда-то наш регион конкурировал с Татарстаном. Сейчас результат на табло: бедных в Башкортостане в два раза больше, чем в соседней республике.
Когда я готовилась к «последнему слову», то прочитала «последние слова» десятерых человек. Вот их имена: Евгений Ройзман, Владимир Кара-Мурза, Дмитрий Иванов, Алексей Горинов, Андрей Пивоваров, Иван Сафронов, Владимир Воронцов, Юрий Жданов, Илья Яшин и, конечно, Алексей Навальный.
Это все сильные и умные мужчины, которых Путин успел осудить за те полтора года, что я нахожусь в заключении. Но Путин не пощадил и женщин: 6 лет колонии дали журналистке Пономаренко, ждет суда художница Скочиленко, преследуют театральных деятелей Беркович и Петрийчук, несколько лет судили художницу Цветкову, нейтрализовали политика Галямину. И сколько еще имен талантливых и смелых женщин, которых посадили за свою позицию, остаются неизвестными.
И после всего этого бывший премьер-министр Дмитрий Медведев сидит на юридическом форуме и смеется над тем, что в правительстве России женщин меньше 25%, в отличие от правительства Египта. Значит ли это, что женщинам в нашей стране нет места в политике? Или доступ в эту профессию зависит от политических взглядов? Не является ли это дискриминацией? И к нашему стеклянному потолку мужчины во власти решили добавить еще и решетки на окнах?
Нарушение моих политических прав и прав моих сограждан носит последовательный характер. Это говорит о том, что Путин уже давно хочет искоренить любое инакомыслие и создать враждебную обстановку между людьми и правительством с единственной целью — удержать власть в 2024 году. Но Путин — это коррупция, низкие зарплаты и пенсии, падающая экономика и растущие цены. Путин — это война! И это уже коснулось каждого!
Ответьте на вопрос: живете ли вы сейчас лучше, чем жили десять лет назад? Легче ли вам ходить в магазины, чем десять лет назад? Чувствуете ли вы себя более безопасно, чем десять лет назад? Если ваш ответ «нет» — действуйте! И вы сможете изменить жизнь к лучшему.
Ваша честь! Для меня вы — не только судья, но и мой избиратель. Во время процесса я рассказала вам о своих успехах. Поддержите меня как политика, как женщину, и я сделаю все возможное, чтобы избавить вас от незаконного давления исполнительной власти. Я продолжу бороться с коррупцией и беззаконием в нашей республике.
Ваша честь! Вы не только судья и избиратель, но и, как показал процесс, человек со своей позицией. Если вы посадите меня на 12 лет, то я уже не успею родить ребенка. Дайте мне шанс стать мамой.
Благодарю за внимание.
Юрий Дмитриев
15 лет в тюрьме
20 июля 2020
Уважаемый суд!
Вот уже второй раз я выступаю в этом бесконечном процессе с последним словом. И хотел бы разъяснить мою позицию — если она еще суду не ясна — о том, почему я такой, почему я поступаю так и почему я в этой клетке оказался.
Ваша честь, я уже докладывал суду, что я, может быть, не совсем обычный человек, не как все остальные люди. То есть я родился как нормальный, обычный человек, но я не знаю, кто мои биологические родители, откуда они, какой они национальности, какой веры, какой культуры. И это меня здорово устремляет к розыску своих корней. Я эти попытки предпринимаю уже больше 30 лет, пока не очень успешно, но я думаю, что я все-таки смогу когда-то докопаться до этой истины — какая кровь во мне бурлит и какие гены во мне играют. Поэтому мне, как ребенку, которого усыновили в полтора года, тема сиротства близка, и я ее переживаю изнутри.
Да, есть такая тяга — узнать свои корни. Для чего это делать? Для того чтобы знать, к какой культуре ты принадлежишь. Я не хочу сказать, что я какого-то там княжеского рода. Мне важно для себя осознать, сыном какого народа я являюсь. Потому что человек отличается от насекомого — от бабочки или жука колорадского — тем, что он имеет память. И вот эта память о своих предках, желательно до седьмого и более колен, — она делает человека более самостоятельным в суждениях, она позволяет делать более правильные выводы, потому что в тебе сконцентрирована память поколений. У меня, к сожалению, таких знаний нет, поэтому я к ним стремлюсь.
Для чего я рассказываю это? Для того чтобы вы, ваша честь, смогли понять те мотивы, которыми я руководствовался в своих действиях по приему в семью вот такого же ребенка, который лишен родительской заботы и опеки. Поэтому какие-то препоны на этом пути, причем на пустом месте и по желанию одного или двух чиновников в администрации — они не являлись непреодолимой преградой для того, чтобы мы с женой могли взять ребенка в семью. Суд знает, какие были предприняты действия, в материалах дела это изложено. Мы сейчас на этом останавливаться не будем и ограничимся тем, что победа в борьбе за опекунство меня призвала более внимательно относиться ко всему, что связано с нахождением ребенка в нашей семье.
Тут [в суде] органы прокуратуры говорили, что мы плохо следили за состоянием здоровья [дочери]. Это второй пункт договора о создании семьи: я обязан контролировать физическое здоровье. И поэтому все это, как вы видели, ваша честь, задокументировано. Я, может быть, шел впереди паровоза, но я взял на вооружение рекомендации, которые прозвучали с высокой правительственной трибуны еще до вступления закона о телемедицине в жизнь.
Наша уважаемая прокуратура говорит, что закона о телемедицине нет. Наши уважаемые карельские медики твердят, что никакого приказа министерства здравоохранения не существует. А в то же время этот приказ известен в Москве, и его два года там уже используют. Мало того, могу вам сказать: еще в 2008 году по какому-то из этих приказов создана лаборатория телемедицины в нашем медицинском институте. Она есть, там есть установочные документы, там есть ссылка на приказ. И если наши уважаемые карельские врачи говорят, что посредством снимка, фотографии невозможно поставить диагноз... Может быть, и невозможно, но предположить наличие какого-то заболевания и отправить ребенка к нужному узкому специалисту профессионал сможет.
Сюда приезжала и выступала в качестве специалиста... Не могу сказать точно ее должность, у меня нет протокола заседания. Так вот она прямо по какому-то снимку определила наличие у ребенка заболевания. Когда у человека переломы, рваная рана — тут я вижу, могу предпринять какие-то действия: забинтовать, наложить шину, холод. А если я не понимаю, что там внутри у ребенка спрятано?
Поэтому я бил тревогу неоднократно в связи с дефицитом веса [дочери]. Когда мы взяли ребенка в три с половиной года, она весила 12 килограммов. В 11 лет, когда ее изъяли из нашей семьи, она весила 24 килограмма. Это вес первоклассника, а [дочь] уже ходила в пятый класс. Дефицит веса постоянно составлял от 25 до 30 процентов, и это меня здорово тревожило.
Первое направление к эндокринологу она получила в шесть лет, в детском садике. Специалисты поликлиники долго и тщательно исследовали и область шеи, щитовидную железу, и низ живота, то есть органы малого таза. Другие ребятенки заходят в этот кабинет: семь, восемь, десять минут. Мы в этом кабинете проводили по 30, по 40 минут. «Ничего вроде страшного нет, но вот есть что-то». «А давайте подождем следующего раза, тогда, может быть, станет яснее».
Девочка занималась спортом достаточно активно. Питалась хорошо — у нас, извините, семь дней в неделю мясо. Говядина, баранина, курица, на завтрак сарделька хорошая с гарнирчиком. На питании мы не экономили, слава богу, денежек хватало. И *все равно+ ребенок — худой и тощий. Поэтому это меня здорово напрягало.
В конце концов уже в 2016 году что-то удалось разглядеть товарищам медикам, и нас отправили сначала в детскую городскую больницу на более детальное обследование, а потом предложили пройти обследование в детской республиканской больнице. Проходила его [дочь] или нет — итогов я, к сожалению, не знаю, потому что буквально за месяц до этого, 13 декабря, я был взят под стражу.
Всех остальных специалистов мы тоже проходили. На последней диспансеризации окулист сказал, что немножко подсело зрение из-за того, что ребенок много играет в телефоне. Ну, принял волевое решение — заменил ребенку телефон на обычный, в котором нет таких игр, которые угнетали бы зрение. Говорю: «Подожди, до Нового года посмотрим, зрение восстановится, верну я тебе твой телефон». Кстати, обещал ей на Новый год, если четверть без двоек закончит, еще и планшет купить новый... Два планшета она у меня уже расхлястала.
Ваша честь, еще раз хочу сказать, что никаких гнусных действий в отношении [дочери] я не предпринимал. То, что пытаются выдать за какие-то там чуть ли не эротические прикосновения, — это всего-навсего интерпретация родительской заботы. Не лазил, не рассматривал, не трогал, не щупал, не гладил и так далее и тому подобное! Все, что там придумано товарищем следователем и усердно повторено нашей любимой прокуратурой, не соответствует действительности.
Теперь поговорим о том, зачем я взял [ребенка]. Почему — я уже объяснил. Как это происходило, как я следил за ее здоровьем — я тоже рассказал. А теперь — зачем я взял ребятенка в семью.
Понимаете, я бесконечно благодарен моим родителям, тем, которые меня воспитали. Это Алексей Филиппович Дмитриев, кадровый военный, офицер, фронтовик. И мама, Надежда Димина. Они из простых крестьянских семей. Папа из Сибири, из Тюменской области, мама — вологодская, из каких-то глубоких деревень. Во время войны они познакомились, в 1946 году поженились. Папа трижды ранен: один раз пулей, один раз осколком и один раз штыком — под сердцем шрам остался. То есть кололи, но не успели — подстрелили немца.
Когда они поняли, что своих деток им господь не даст (очевидно, из-за тех лишений и страданий, которые они пережили на войне), они совершили, с моей точки зрения, свой гражданский подвиг. Они взяли меня из детского дома. Они меня вылечили, выходили, вырастили и воспитали так, что мне сейчас, стоя в этой клетке, не стыдно смотреть им в глаза. Не стыдно (родители Дмитриева умерли в 2000 году с разницей в пять дней, — прим. «Медузы»).
Следуя их примеру и помня, что мне подарили жизнь, мы с женой тоже решили взять ребенка и воспитать его в соответствии с теми принципами, на которых воспитывали нас. Все действия, которые мы производили и для приема [девочки] в семью, и для того, чтобы она росла здоровая, активная и так далее, регламентированы законами Российской Федерации: и Семейным кодексом, и всеми другими законами.
Я считаю — и Конституция Российской Федерации меня в этом поддерживает, — что сила государства не в танках и пушках, не в ядерных ракетах и возможности послать всех к какой-то матери. Нет, сила государства — в его людях. Как люди будут себя в этом государстве вести, так оно будет и развиваться, и богатеть, и умнеть. Поэтому мы хотели, в соответствии с этими пожеланиями нашей Конституции, воспитать девушку — ну, пока девочку, потом подростка, потом девушку, — чтобы она была полезным членом для нашего общества.
Мы никогда насильно каких-то ценностей ребенку не прививали. Не говорили, что надо любить папу, потому что он папа. Не говорили, что надо любить маму, потому что она мама. Это ребенок должен делать сам в ответ на нашу с вами любовь. Мы не говорили, что надо любить государство. Это человек делает сам, когда чувствует заботу этого государства. Собственно говоря, поэтому я и крестил — вернее, разрешил [дочери] креститься — так поздно.
Первый раз она заговорила о возможности носить крестик на шее еще в детском садике, когда увидела у кого-то из детей крестик. «Папа, я такой же хочу». Ну, папа ей объяснил, что это не просто украшение. Объяснил, что когда она подрастет и захочет верить в бога, выберет себе что-то, что ей больше нравится — тогда и крестись, пожалуйста. Поэтому мы и крестили *дочь+ так поздно, в девять лет. В восемь лет она изъявила желание покреститься, я на год отправил ее в воскресную школу, чтобы она узнала, что такое вера, чтобы объяснили ей грамотные люди, что за этим следует, и научили все делать правильно, если она захочет принять крещение. По окончании воскресной школы я еще раз спросил, хочет ли она креститься. Она сказала: хочу и знаю, зачем. Никто ее не заставлял, не понукал, никакими подарками [не прельщал].
И тут как-то господь сподобил, по-другому не скажешь — [дочь] удостоилась чести быть крещенной на Соловках. Это очень древний, святой монастырь. Кроме того, что он древний и святой, это еще и, с точки зрения новейшей истории нашей, страшное место, это Соловецкий лагерь особого назначения, печально знаменитый СЛОН.
[Дочь] принимала крещение в Свято-Вознесенском храме на Секирной горе. За 200 лет существования этого скита можно сосчитать на пальцах одной руки, сколько человек [в нем] было крещено. Это очень строгий скит, очень святое и трагическое место. А женщин на Секирную гору вообще не пускали в старые времена. Сейчас можно приходить, но ни одной барышни там крещено не было. *Дочь+ — первая и единственная. И я благодарю господа, что он разрешил [дочери] там креститься.
В советские годы, в 20-е и 30-е, это был штрафной изолятор, там содержались сотни людей в неимовернейших условиях, там содержали перед расстрелом приговоренных к высшей мере наказания. Буквально в 30-40 метрах от этой церкви их расстреливали, это одно из первых кладбищ на Соловках, которые я тоже обнаружил.
И как-то настоятель этого скита, и настоятель всего монастыря — ну, не противились тому, чтобы [дочь] приняла крещение по монастырскому обряду на Секирной горе. И когда это таинство произошло, я честно предупредил [дочь]: теперь у тебя будут большие испытания, потому что раз человеку много дано, раз он крещен в таком месте, то господь будет проверять его на прочность.
Дома она сама, без моего участия (я видел, проходя мимо) иногда молилась. И вот сейчас, когда я спрашивал бабушку в вашем присутствии, ваша честь, посещает ли [дочь] храм, и услышал, что нет, я понял, почему я не ощущаю ответной связи с [дочерью]. Ведь первые, наверное, месяцев семь-восемь я знал, внутри себя ощущал — у меня были те же ощущения, какие были у [дочери]. Мы так устроены. Мы так настроены друг на друга. Если ребенку страшно — я это ощущаю. Если ребенку холодно — я тоже мерзну. Если ребенку жарко — я это знаю. Если ребенок на тренировке выполняет удачный или неудачный бросок, я тоже это ощущаю.
Сейчас у нас в... тренде — в тренде, да? — разговор о патриотизме. Так вот, извините, патриотизм в разговоре не заключается. Кто такой патриот? Патриот — это человек, любящий свою родину. У нас почему-то сейчас принято гордиться только военными успехами. Извините, родина — это мать. Мама иногда болеет, у мамы иногда что-то не получается. И что, мы в это время перестаем ее любить? Нет. И — я не знаю, к счастью или к несчастью — мой путь, моя дорога заключается в том, чтобы возвращать из небытия тех людей, кто сгинул по вине государства нашего родного, будучи несправедливо обвиненными, расстрелянными, зарытыми в лесах, как бездомные животные. Нет ни холмика, никаких упоминаний, что здесь похоронены люди. Господь дал мне, может быть, такой крест, но господь дал мне и такие знания. Мне удается — нечасто, но иногда — находить места массовых человеческих трагедий. Я соединяю их с именами и пытаюсь сделать в этом месте место памяти, потому что память — это то, что делает человека человеком.
О «военном патриотизме» я могу сказать следующее. Мой папа — фронтовик, и мы дома отмечали 9 Мая еще задолго до того, как оно стало выходным днем. Я это помню, это было в 65-м году, а мы [отмечали] еще до 65-го года.
У мамы было шесть сестер. Все мужья прошли через фронты войны. Так вот: меньше всего эти люди за столом говорили о победах. Потому что для них война — это трагедия и боль. И никаких флагов не было. Победа — это прежде всего скорбь и память о тех людях, которые погибли.
Я целиком и полностью согласен с нашим государством, что надо помнить погибших в войне, потому что это часть нашей памяти. Но надо помнить и о тех людях, которые погибли по злой воле руководителей нашего государства. И вот это я считаю патриотизмом. Этому я учил и [приемную дочь], это знают и мои [родные] дети, Егор и Катя, это знают и мои внуки, это знают те школьники и те студенты, с которыми я работал, это знают и понимают, наверное, все цивилизованные люди. Поэтому, ваша честь, я считаю, что вот это дело, которое мы уже долго-долго, три с половиной года, разбираем и рассматриваем — оно специально создано для того, чтобы опорочить и мое честное имя, и в то же время бросить тень на те могилы и кладбища жертв сталинских репрессий, которые мне удалось открыть и к которым сейчас стекаются люди.
С какой целью было начато это дело — я, во всяком случае, не знаю. Прекратить людскую память? Этими действиями — не удастся. Лишить меня возможности в этом деле участвовать? Я три года в этом деле не участвую — оно не глохнет.
Поэтому, ваша честь, я прошу вас, когда вы удалитесь в совещательную комнату, внимательно все еще раз изучить, проверить. Нехорошие действия, о которых тут написано много томов, — я их не совершал. Я старался вырастить ребенка достойным гражданином и, не побоюсь этого слова, патриотом нашей страны, и делал все, чтобы это состоялось. Может быть, даже больше, чем это делает школа, кружки и все такое прочее.
Вот, пожалуй, и все, что я хочу сказать. Спасибо.
Алексей Навальный
19 лет в тюрьме
20 июля 2023 (дело об «экстремизме»)
Каждому в России известно, что совершенно беззащитен тот, кто ищет справедливости в суде. Дело такого человека безнадежно. Ведь если уж дело дошло до суда, то силы за этим человеком нет. Потому что в стране, управляемой преступником, спорные вопросы решаются торгом, властью, подкупом, обманом, предательством и другими механизмами из реальной жизни, а не каким-то там законом.
Что и было блестяще на днях продемонстрировано, когда те, кого объявили изменниками Родины и предателями, с утра убили на глазах у всей изумленной России несколько офицеров российской армии, а к обеду договорились о чем-то с кем-то и разошлись по домам, разделить между собой чемоданы с деньгами. Причем чемоданы не металлические, а самые настоящие. Их даже показали по российскому телевидению.
Тем самым закону и справедливости в России в очередной раз указали на их место. И оно совсем не престижное. В суде их точно не найдешь.
В общем-то, суд давно превратился просто в площадку, где гражданин только и может, что произнести речь без (и эта фраза повторяется в моем обвинении сотни раз) «согласования с органами государственной власти». Правда, для особо хитрых, злоупотребляющих возможностями судебных прений и последнего слова, придумали сначала закрытый суд, а потом и закрытый суд на территории тюрьмы.
Тем не менее нужно использовать любую возможность высказаться, и, выступая сейчас перед аудиторией в восемнадцать человек, семь из которых надели на головы черные маски, закрывающие их лица, я хочу не просто объяснить, почему я продолжаю бороться с тем бессовестным злом, которое называет себя «государственная власть РФ», но и призвать вас делать это вместе со мной.
Почему бы и нет? Может, вы и надели эти маски, потому что опасаетесь чего-то человеческого, того, что у вас есть и что может отразиться на вашем не прикрытом балаклавой лице? Например, тюремный надзиратель, который стоит сейчас за мной, по должности должен знать, какие мне предстоят суды.
И вот я ему объясняю про еще одно уголовное дело и предстоящий процесс, про срок новый, который мне грозит. Каждый раз он кивает головой, закрывает глаза и говорит: «Не понимаю я вас и никогда не пойму». Должен же я попробовать ему объяснить.
Вопрос, как поступать, — главный вопрос человечества. Ведь все вокруг так сложно и так непонятно. Люди сбились с ног в поисках формулы правильного поступка. В поисках того, на что можно опереться, принимая решение.
Мне очень нравится формулировка нашего соотечественника, доктора филологических наук, профессора Лотмана. Выступая перед студентами, он однажды сказал: «Человек всегда находится в непредвиденной ситуации. И тут у него есть две ноги: совесть и интеллект».
Это очень мудрая мысль, как мне кажется. И опираться человек должен на обе этих ноги.
Опираться только на совесть — интуитивно правильно. Но абстрактная мораль, не учитывающая человеческую натуру и реальный мир, выродится или в глупость, или в злодеяние, как было уже не раз.
А вот опора на интеллект без совести — именно она сейчас в основе российского государства. Изначально эта идея казалась элитам логичной. Используя нефть, газ и другие ресурсы, мы построим бессовестное, но хитрое, современное, рациональное, безжалостное государство. Мы станем богаче, чем цари прежних лет. И нефти у нас так много, что и населению что-то достанется. Используя мир противоречий и уязвимость демократии, мы станем лидерами, и нас будут уважать. А если нет, то тогда бояться.
Но происходит то же, что и везде. Интеллект, не ограниченный совестью, шепчет: отними, укради. Если ты сильнее, то твои интересы всегда важнее, чем права других.
Не желая опираться на ногу совести, моя Россия сделала несколько больших прыжков, расталкивая всех вокруг, но потом поскользнулась и с грохотом, разрушая все вокруг, рухнула. И барахтается сейчас в луже то ли грязи, то ли крови, с переломанными костями, с нищим, ограбленным населением,
а вокруг лежат десятки тысяч погибших в самой глупой и бессмысленной войне 21 века.
Но рано или поздно, конечно, снова поднимется. И от нас зависит, на что она будет опираться в будущем.
Я поступаю, как мне кажется, последовательно. Без всякой драмы.
Я люблю Россию. Мой интеллект говорит мне, что жить в свободной и процветающей стране лучше, чем в коррупционной и нищей. А когда я стою здесь и смотрю на этот суд, моя совесть говорит, что справедливости в таком суде не будет ни для меня, ни для кого-то другого. Страна, где нет справедливого суда, никогда не станет процветающей. Значит — теперь снова говорит интеллект — будет разумно и правильно с моей стороны бороться за независимый суд, честные выборы, быть против коррупции, так как тогда я достигну своей цели и смогу жить в моей свободной, процветающей России.
Вам, может, сейчас кажется, что я сумасшедший, а вы все нормальные, — ведь нельзя плыть против течения. А мне кажется, это вы сошли с ума. У вас единственная, Богом данная жизнь, и на что вы решили ее потратить? На то, чтобы надеть себе на плечи мантии, а на голову эти черные маски и защищать тех, кто вас еще и грабит? Чтобы помочь тому, у кого десять дворцов, построить одиннадцатый?
Для того, чтобы в мир пришел новый человек, двое людей должны заранее согласиться с тем, что пойдут на какие-то жертвы. Нового человека придется рожать в муках, а потом проводить с ним бессонные ночи, а потом заводить с ним собаку. Потом гулять с этой собакой.
И точно так же для того, чтобы родилась новая, свободная, богатая страна, у нее должны быть родители. Те, кто ее хочет. Кто ее ждет и кто готов идти на какие-то жертвы ради ее рождения. Понимая, что она того стоит. Вовсе не обязательно всем идти в тюрьму. Это скорее лотерея, и я вытянул такой билет. Но принести какую-то жертву, какое-то усилие должен сделать каждый.
Я обвиняюсь в том, что разжигаю ненависть к представителям власти и спецслужб, судьям и членам партии «Единая Россия». Но нет, я не разжигаю ненависть. Я просто помню, что у человека две ноги: совесть и интеллект. И когда вам надоест поскальзываться с этой властью, расшибая себе лоб и будущее, когда вы наконец поймете, что отказ от совести в итоге приведет к исчезновению интеллекта, тогда, может быть, вы встанете на те две ноги, на которых должен стоять человек, и мы вместе сможем приблизить Прекрасную Россию Будущего.
Андрей Пивоваров
8,5 лет в тюрьме
11 июля 2022
Ваша честь!
Во время судебного процесса я и мои адвокаты доказали, что уголовное дело несостоятельно. Никакой нежелательной иностранной «Открытой России» никогда не существовало. Ничего преступного в моих действиях не было. Дело на меня — это месть в чистом виде за мои взгляды и политическую деятельность. Даже по нормам абсолютно неконституционной, репрессивной статьи 284.1 УК РФ, я должен быть оправдан. Следствие не смогло сфабриковать никаких доказательств моей вины. В материалах есть показания продажного пропагандиста с НТВ и заказная «экспертиза» от группы шарлатанов от науки, торгующих совестью и липовыми диссертациями. Вот и все, что принесло следствие после почти полугода работы и многочасовой слежки. Этого дела бы не было, если бы не стояла политическая команда на мою изоляцию.
У российского общества власти годами отбивают желание следить за политикой, участвовать в политике — то есть в жизни своей страны. Народ осознанно, планомерно погружают в апатию, в тяжелый летаргический сон. А на тех, кто не согласен засыпать, кто хочет оставаться гражданином, иметь свое мнение, возбуждают уголовные дела, сажают, выдавливают из страны, запугивают. Мечтающие о карьере и премиях люди в погонах уверены, что, подшивая дела, защищают страну, а на деле штопают саван, в который укладывают наше будущее.
Доходит до парадоксального. Недавно у меня состоялся диалог с одним из сотрудников СИЗО. Он был согласен со всем, о чем я говорю: о необходимости сменяемости власти, подотчетности, реальном разделении властей, борьбе с коррупцией. Но при этом считал, что от него ничего не зависит, и лучше бы я не лез в политику. А потом наш разговор перешел на его жизнь. Он жаловался на зарплату в 32 тысячи рублей в месяц. Это здесь, в Краснодаре, достаточно крупном городе. Из которых еще постоянно вычитают штрафы и не оплачивают переработки. А его мать трудится нянечкой в детском саду, получая 16 тысяч рублей в месяц.
Граждан за 20 лет отучили от понимания простых вещей, что участие в политике — это гарантия соблюдения их прав. И это нужно не каким-то людям в телевизоре или на митинге, а им самим, потому что:
- Свободные выборы — самый эффективный метод борьбы с казнокрадством.
- Свобода собраний, митингов — способ для людей объединяться, проявлять солидарность и отстаивать свои интересы.
- Свободная пресса — гарантия прозрачности власти, отсутствия коррупции и защита людей от несправедливости.
Люди во власти не хотят, чтобы граждане осознавали: бесправие и нищета — это прямое следствие отсутствия в стране конкуренции, оппозиции, независимых СМИ, профсоюзов. Кто вступится за твои права? Кому вообще важно мнение людей, если выборов нет? Любой депутат или чиновник зависит не от эффективности своей работы, а от преданности начальнику.
Чтобы окончательно отбить у людей желание интересоваться политикой, на несогласных заводят уголовные дела. Хотя несколько тысяч политических заключенных в многомиллионной стране могут показаться несерьезной цифрой. Какая разница, что говорит этот парень в клетке. Плюс-минус еще один. «Сейчас быстренько осудим, следователь получит обещанные погоны — и забудем». Можно подумать даже, что государство борется с небольшой группой, маргиналами. Но на самом деле борьба идет с будущим. Люди, которые сейчас выступают за прогресс, за сменяемость власти, за прекращение военных действий, хотят для нашей страны лучшей доли, достойного будущего. А именно его нас лишают. Чем выше уровень репрессий и больше запретов, тем больший кусок будущего у нас забирают.
Я легко докажу вам свою правоту на примере недавнего прошлого. Давайте мысленно вернемся на десять лет назад. Тогда многим казалось, что хотя бы экономически россияне могут чувствовать себя комфортно. Десять лет назад многие в России не обращали внимания на нарастающую волну уголовных дел против оппозиционеров, на жестокие разгоны митингов, на увеличивающееся по экспоненте могущество спецслужб, на беспрецедентные фальсификации во время выборов. Разве это могло волновать жителей нефтегазового рая, существующего за счет ренты?
Вы помните этот яркий мир дешевых авиабилетов к Средиземному морю, иномарок по доступным кредитам, шоппинга в «Икее», мировых премьер в кинотеатре на вашей улице? Вы помните эпоху, когда русские солдаты не умирали на чужбине?
Вам казалось, что этот бескрайний, богатый, наполненный удовольствиями мир незыблем. Вам казалось, что так будет всегда.
Уже тогда мы говорили: наша страна вступила на опасный путь. Мы говорили о том, что несменяемость и бесконтрольность власти ведут не просто к коррупции и разгильдяйству. Мы говорили о том, что авторитаризм — это путь в бездну. К нам домой приходили с обысками. Нас арестовывали. Нам затыкали рот. Но вот беда: история продемонстрировала, насколько мы были правы.
Вы видите, где оказалась наша страна в 2022 году. Вы все понимаете теперь, в какую бездну она летит.
А впереди нас ожидают только новые запреты, ограничения и автозаки. Правда, уже с туалетами. Именно такие инициативы мы слышим от депутатов и чиновников. Так может как раз эти инициативы, эти запреты и дубинки нежелательны, если жизнь от них становится только хуже.
Именно об этом я и хотел говорить с трибуны. Только не судебной, а думской. Именно поэтому на меня возбудили уголовку, выдумав историю с «нежелательной» организацией.
Правда сильнее, именно ее репрессивный аппарат боится. Именно поэтому я сейчас здесь, отсидев уже больше года в краснодарском СИЗО. И несмотря на это, я верю, что ситуация в нашей стране изменится.
«Открытая Россия» выступала за развитие конкуренции в обществе, политике, экономике. За сильное, но демократическое государство. Чтобы у страны было будущее не для верхушки и силовиков, а для всех, и это будущее было достижимо. Среди нас множество, да просто большинство честных и порядочных людей, которые хотят нашей стране лучшей доли. Хотят жить и работать на то, чтобы Россия была процветающей демократической страной, где власть меняется на выборах, а людям безопасно и комфортно жить. Где в мире нас не боятся, а уважают. И не за то, что мы грозим ядерным оружием и миллионной армией, а за достижения в науке, промышленности и технологиях. И мы можем это. Особенно в тех сферах, куда государство не вмешивается.
Я люблю свою страну и считаю, что она достойна будущего, идти вперед, а не скатываться в прошлое. И пускай сейчас тех, кто выступает за будущее, топчут и сажают, я знаю, прогресс не остановить, перемены к лучшему неизбежны, и они не за горами. До встречи в нашей новой, желательной и открытой России. Прорвемся!
Саша Скочиленко
7 лет в тюрьме
16 ноября 2023
Ваша честь! Многоуважаемый суд!
Мое уголовное дело такое странное и смешное, что оно было возбуждено аккурат 1 апреля. Мое дело такое странное и смешное, что иногда мне кажется, вот я зайду в зал на новое судебное заседание, и с неба внезапно посыплются конфетти, и все встанут и закричат: «Разыграли! Разыграли!» Мое дело такое странное и смешное, что сотрудники СИЗО-5 широко открывают глаза и восклицают: «Неужели за это теперь у нас сажают?» Мое дело такое, что даже сторонники СВО, которых я встречала, не считают, что я заслуживаю тюремного срока за свое деяние.
Мое дело такое, что мой следователь уволился, не дождавшись его закрытия. В личной беседе с моим адвокатом он сказал: «Я пришел в Следственный комитет не для того, чтобы заниматься такими делами, как у Саши Скочиленко».
И он бросил мое дело, которое сулило ему блестящий карьерный рост и уже принесло звездочку на погоны. Он бросил Следственный комитет и ушел работать в магазин «Военторг». Я безмерно уважаю его поступок и считаю, что мы с ним похожи — мы оба поступили по совести.
Сама статья 207.3 в корне своем дискриминационна, ведь карает она только определенный круг людей — тех, кто не служит в государственных органах. Только вдумайтесь: информация, которую я распространила, очевидно, являлась для моих следователей, в отличие от меня, заведомо ложной — тем не менее они распространили ее среди своего следственного отдела, а также среди прокуратуры и судебных органов, оскорбили этой информацией свидетелей-военных и создали повод для огромного общественного резонанса.
Благодаря моим следователям и прокурорам информацию, распространенную мной, узнали тысячи людей в России и по всему миру. Если бы меня не арестовали, эту информацию узнала бы одна бабушка, кассир и охранник магазина «Перекресток».
И на двух из этих трех лиц, как следует из материалов моего уголовного дела, так называемые ценники вообще не произвели никакого впечатления. Скажите, разве следователи распространяют наркотики среди сотрудников государственных органов, когда хотят доказать вину человека по статье 228? Таких сотрудников самих судили бы по той же статье. Так почему же по 207.3 не судят ни моих следователей, ни моего гособвинителя, а судят только меня?
Если эти пять бумажек настолько страшны, то зачем вообще был затеян этот суд? Для того чтобы мы десятки раз произнесли эти тезисы, которые, по мнению государственного обвинителя, так сильно угрожают общественной безопасности? Но вот мы произносили тексты с «ценников» на протяжении всего процесса. И что? Земля разверзлась из-за этого? Началась революция в стране? Солдаты стали брататься на фронтах? Ничего подобного не произошло. Так в чем проблема?
Государственный обвинитель не раз упоминал, что мое деяние чрезвычайно опасно для общества и государства. Насколько же слабой верой в наше государство и общество обладает наш прокурор, если считает, что наша государственность и общественная безопасность могут порушиться от пяти маленьких бумажек?
Когда человек поднимает военный мятеж, который нанес нашей стране огромный ущерб, уголовное дело на него возбуждают и закрывают через день. От моего деяния не пострадал никто, а я содержусь под стражей уже больше полутора лет — вместе с убийцами, ворами, совратителями несовершеннолетних и организаторами занятий проституцией. Неужели так называемый ущерб, якобы причиненный мной, сопоставим с этими преступлениями?
Каждый судебный приговор — это послание для общества. Независимо от того, как вы оцениваете мое деяние, вы, вероятно, согласитесь с тем, что я проявила храбрость и несгибаемость характера, я не была лицемерна, я была честна перед собой и перед судом, я поступила в соответствии со своими моральными ориентирами. И вы согласитесь, что они у меня есть, даже если вам лично близки иные. На жаргоне следователей посадить
человека в СИЗО называется «взять в плен». Так вот, я не сдалась и не согнулась в условиях плена, под угрозой травли, болезни и голода.
И если приговор — это послание для народа, то подумайте, что вы сообщаете людям, нашим гражданам, осуждая меня? Что нужно сдаваться? Что нужно лицемерить? Что нужно признавать то, в чем ты невиновен? Что нельзя жалеть наших солдат? Что нельзя желать мирного неба над головой? Что наше общество и государство может разрушиться от пяти маленьких бумажек? Неужели это действительно то, что вы хотите сказать людям во время кризиса, нестабильности, депрессии и стресса?
Мой процесс широко освещается в России и в мире, за ним следят десятки тысяч, а то и сотни тысяч людей, о моем процессе пишутся книги и снимаются документальные фильмы. Так что независимо от того, какой приговор вы вынесете, вы войдете в историю. Возможно, вы войдете в историю как человек, который меня посадил, возможно, как человек, который меня оправдал, возможно, как человек, который принял нейтральное решение и дал мне штраф, условный срок или срок «по отсиженному». Все видят и знают, что вы судите не террористку. Вы судите не экстремистку. Вы судите даже не политическую активистку. Вы судите пацифистку.
Я — пацифистка. Пацифисты существовали всегда. Это особый род людей, которые считают жизнь наивысшей ценностью из всех возможных. Мы считаем, что любой конфликт можно решить мирно. Я не могу убить даже паука, мне страшно представить, что можно лишить кого-то жизни. Война идет по инициативе воинов, но мир наступает благодаря пацифистам. И когда вы сажаете пацифистов, вы отдаляете долгожданный день мира.
Да, я считаю, что жизнь священна. О да, жизнь! Если отбросить всю мишуру этого мира типа денег, власти, славы, положения в обществе, в сухом остатке есть только она. О да, жизнь! Она упряма, она настырна, она невероятна, трогательна, удивительна, сильна. Она зародилась на Земле, и пока мы не нашли ей аналогов даже в далеком космосе. Она может пробиться сквозь асфальт, разрушить камни, она из маленького росточка может превратиться в исполинский баобаб, из микроскопической клеточки — в гигантского кита. Она населяет вершины, прячется в Марианской впадине, существует в арктических льдах и в жаркой пустыне. Самой совершенной ее формой является человек.
Человек — очень разумная форма жизни. Это жизнь, которая может осознать саму себя. Осознать собственную смертность. Правда, чаще всего мы не помним об этом и живем так, как будто будем жить вечно. Но на самом деле жизнь человека скоротечна. Она ничтожно коротка. Все, что мы можем, — это продлить краткий миг блаженства. Все живущие хотят жить. Даже на шеях висельников находят следы царапин от ногтей. Это значит, что в самый последний момент они очень хотят выжить.
Спросите у человека, которому только что удалили раковую опухоль, что такое жизнь и как она ценна. Сегодня ученые и медики всего мира бьются за то, чтобы увеличить продолжительность жизни человека и найти лекарства от смертельных болезней. Поэтому я не понимаю: зачем война? Ведь война укорачивает жизни. Война — это смерть. Был 21-й год, эпидемия коронавируса, мы потеряли своих пожилых близких — бабушек, дедушек, наставников, учителей. Мы пережили столько боли, тревоги и траура, и только мы стали вставать на ноги, начали жить... война. Теперь мы теряем людей молодых.
Опять смерть, опять горе, опять боль. И я совсем не могу понять: зачем война?
Называйте это как хотите — я заблуждалась, или я ошибалась, или мне запудрили мозги... я останусь при своем мнении и при своей правде. И я не считаю, что к той или иной правде нужно законодательно принуждать.
Государственный обвинитель верит в совсем другую правду, чем я. Он уверен в существовании так называемых «натовских прихлебателей» или в то, что все независимые СМИ финансируются из-за рубежа. Но разница между нашим прокурором и мной заключается в том, что я бы никогда не посадила его в тюрьму — из-за этого.
Мне жаль, если я кого-то обидела своим поступком. Мое заключение в СИЗО, где я общалась с очень разными, непохожими на меня людьми, позволило мне понять, что каждый человек верит в свою правду. То же самое касается и отношения к СВО. И это большая трагедия, что не все мы разделяем одну правду и не принимаем правды друг друга, — это порождает раскол в обществе, разрушает семьи и разъединяет близких друг другу людей, повышает уровень агрессии, умножает вражду на земле и все больше отдаляет нас от долгожданного мира. Я не погрешу против истины, если скажу, что каждый человек в этом зале желает одного и того же — мира.
Зачем воевать? Если мы — это все, что есть друг у друга в этом мире, полном бед, катастроф и трудностей. Разве все богатство и вся власть вселенной могут выкупить вашего близкого из плена смерти? Нет, ни деньги, ни власть, ни карьера, ни квартира, ни машина.
Мы — это все, что есть друг у друга. И у меня есть любимые люди, которые дороги мне больше всего на свете. Они приходят в этот зал, и им небезразличны моя жизнь, здоровье и свобода. Они не хотят, чтобы меня посадили. Меня ждет дома пожилая мама, сестра, любимая девушка, которой поставили страшный диагноз — рак. И я пока не знаю человека, кроме государственного обвинителя, который хочет, чтобы меня посадили.
Правда, я думаю, что и государственный обвинитель в глубине души не хочет этого. Мне кажется, что он пришел в прокуратуру, чтобы сажать реальных преступников и злодеев — убийц, насильников, совратителей несовершеннолетних. А все оказалось совсем иначе: нужно сажать тех, кого надо посадить, — и это залог продвижения по карьерной лестнице. Это сложившаяся система. Давайте хоть теперь не делать вид, что это не так.
Я вас не виню. Вы заботитесь о своей карьере, о стабильном положении в будущем, чтобы обеспечить свою семью, дать ей хлеб и крышу над головой, поставить на ноги своих будущих или уже родившихся детей. Но о чем вы будете им рассказывать? О том, как вы посадили в тюрьму тяжелобольную женщину за пять маленьких бумажек? Нет, несомненно, вы будете рассказывать о других делах. Наверное, вы утешаете себя тем, что вы просто делаете свою работу. Но что вы будете делать, когда маятник качнется в другую сторону?
Это исторический закон: либералы сменяются консерваторами, консерваторы — либералами. После естественной смерти одного политического лидера приходит другой, с противоположным курсом, и первые становятся последними, а последние — первыми. Вам покажется это странным, но я вам сочувствую.
Несмотря на то что я нахожусь за решеткой, я свободнее, чем вы. Я могу принимать собственные решения, могу говорить все, что думаю, могу уволиться с работы, если меня заставляют делать что-то, чего я не хочу. У меня нет врагов, мне не страшно остаться без денег или даже без крыши над головой.
Я не боюсь не сделать блестящую карьеру, показаться смешной, уязвимой или странной. Мне не страшно быть непохожей на других. Возможно, поэтому мое государство так боится меня и мне подобных и держит меня в клетке, как опаснейшего зверя.
Но человек человеку не волк. Просто злиться друг на друга из-за разных позиций легко, а любить друг друга, пытаться понять и находить компромиссы — очень трудно. Так невыносимо трудно, что порой это кажется просто невозможным, — в такие моменты насилие или принуждение кажутся единственным выходом. Но это не так! Необходимо учиться любить и решать конфликты при помощи слова — это единственный способ выкарабкаться из того кризиса морали, в котором мы оказались.
Ваша честь! Своим приговором вы можете подать всем пример — пример того, как конфликт можно решить при помощи слова, любви, милосердия, сострадания, а не при помощи принуждения к так называемой правде посредством уголовного срока. Это станет большим шагом к уменьшению злобы, к оздоровлению и примирению общества.
Ваша честь! Я понимаю, что для вас это просто работа, рядовое дело, трудовые часы и большое количество бумажной волокиты. Наверное, среди этой рутины, как и при всякой работе, замыливается и забывается истинное. Но истина заключается в том, что вы обладаете великой властью: вершить человеческие судьбы. В данном случае в вашей власти моя судьба, мое здоровье, моя жизнь и счастье моих близких. Я верю, что вы распорядитесь этой властью мудро.
Дмитрий Иванов
8,5 лет в тюрьме
1 марта 2023
Я нахожусь под арестом с апреля прошлого года. В начале июня мне было предъявлено обвинение, и с тех пор я — обвиняемый. Это слово я вижу в документах, им я подписываю заявления, так обращается ко мне тюремное начальство. Обвиняемый — это мой новый социальный статус на протяжении последних девяти месяцев.
Обвинения в совершении тяжкого преступления могут стать серьёзной ношей. В тюрьме я встречал людей — пусть и немногих, — которых гложет чувство вины за содеянное. Мне в этом смысле просто: все обвинения в мой адрес выглядят абсурдно, а статьи, по которой меня судят, в принципе не должно существовать. Занимать последовательную позицию и говорить правду легко и приятно — я всегда придерживался этого принципа как в общественной деятельности, так и в личных вопросах. Следствие, пытаясь обвинить меня в распространении фейков, сконструировало один большой фейк. Буквально всё обвинительное заключение — от первого до последнего слова — противоречит действительности. Я же подписываюсь под каждым словом, которое написал год назад. Все эмоциональные оценки сохранили свою силу, а каждое утверждение о фактах нашло множество подтверждений. Так что ни о каком чувстве вины в рамках настоящего дела речи быть не может. Жизнь, однако, гораздо сложнее сфабрикованного уголовного дела.
Год назад начали происходить события, повергшие мир в шок. За считанные дни разрушились устои жизни, казавшиеся нам незыблемыми. Самые страшные картины сошли со страниц учебников истории, возродив кошмары давно минувших лет и отгремевших войн. Не имея возможности остановить эту длящуюся трагедию, десятки миллионов россиян столкнулись с гнетущим чувством вины. Это нормальная реакция на чудовищно ненормальную ситуацию, в которой мы оказались. Если вы чувствуете вину, это значит, что у вас есть совесть. Это значит, что вы не можете без боли в сердце видеть страдания невинных людей, что вы способны сопереживать чужому горю. Кроме того, чувство вины за действия своей страны невозможно без ощущения сопричастности. Это значит, что независимо от того, где вы сейчас находитесь, вы сохраняете эмоциональную связь с родиной, вы осознаёте себя гражданином России и переживаете за её судьбу. Вы — мы с вами — и есть настоящие патриоты России в истинном смысле этого слова. Мы любим свою страну, и потому нам особенно больно и стыдно за то, что от её имени ведётся эта бесчеловечная война.
Однако важно помнить, что чувство вины, которое мы не можем не испытывать, иррационально само по себе — ведь на самом деле нашей вины в происходящем нет. Вина — на тех, кто развязал и ведёт эту войну, на тех, кто раздает и исполняет преступные приказы, на тех, кто творит бесчинства на чужой земле, а также на тех, кто потворствует этим преступлениям против России и собственного народа, вызывая атмосферу страха и нетерпимости. Мы же напротив, хотим жить в свободной стране. Хотим лучшего будущего для самих себя и своих соседей.
Чтобы наши надежды сбылись, от пассивного чувства вины, направленного в прошлое, нам надо стремиться к осознанию собственной гражданской ответственности, от сожалений о произошедшем переходить к решению существующих проблем и планам на будущее. Да, прямо сейчас мы не способны остановить войну, но это не значит, что мы бессильны. Я хочу, чтобы каждый из вас задумался, что может сделать лично он. Ответ «ничего» не принимается. Во-первых, если вы не оказались на стороне подлецов, если остались верны себе, сохранили рассудок и не впали в уныние, если вы слышите меня или читаете этот текст — это уже гораздо больше, чем ничего. А во-вторых, что-то могу делать — и делаю — даже я.
Я продолжаю говорить, донося до людей правду о происходящих событиях. Я использую этот судебный процесс как трибуну для публичного антивоенного высказывания. Я в меру своих сил помогаю тем, кто за свою гражданскую позицию оказался со мной по одну сторону решетки. У вас есть гораздо больше возможностей действовать сегодня ради нашего общего лучшего завтра.
Наша беда — неумение проявлять инициативу и находить единомышленников. Мы привыкли следовать за лидерами и ждать указаний.
Не ждите, действуйте! Становитесь волонтёрами, помогайте беженцам, поддерживайте политзаключённых. Формируйте горизонтальные связи, знакомьтесь с коллегами, однокурсниками, ставьте общие цели и достигайте их вместе. Не проходите мимо, когда кому-то нужна ваша помощь.
Мы любим повторять, как мантру, слова «Россия будет свободной!». Но Россия — это мы сами. И какой она будет, зависит только от нас. Война неизбежно закончится, а следом прекратит свое существование и развязавший её режим. Таков закон истории. А нам предстоит большая работа, начинать которую надо уже сейчас. В этой работе, я верю, мы обречены на успех.
Россия будет свободной. Такой сделаем ее мы.
Мария Пономаренко
6 лет в тюрьме
15 февраля 2023
Меня обвиняют по тяжкой статье. Рассчитываю ли я на какое-то снисхождение? Нет, не рассчитываю. И какое может быть снисхождение, если я не считаю себя преступником. Если бы я действительно совершила преступление, я бы в силу своих морально-этических и внутренних качеств не стала этого делать, наоборот, требовала бы максимально суровое наказание. Для того, чтобы доказать мою невиновность, достаточно открыть Конституцию и понять, что у нас происходит в стране. Если война — называйте это своим именем — войной. Тогда применяйте военную цензуру. На каком основании ко мне применяется военная цензура? У нас что Конституция перестала быть Конституцией? Согласно действиям ветвей нашей власти, они, а не я, наплевали на Конституцию. Для них это просто бумажка, не более того. И это их проблемы.
Это всё [уголовное дело] ничто по сравнению с возможным ядерным конфликтом. Власть должна меняться. Я вообще буду голосовать за [политика] Юлию Галямину. Считаю, что пора с патриархатом закончить. Пришло время женщин.
Назначат мне сейчас восемь с половиной лет колонии, вы думаете, что я заплачу или впаду в истерику? Нет. Это всего лишь новый этап жизни. И поверьте мне, там за решеткой гораздо больше порядочных людей, чем в партии «Едим Россию». Патриотизм — это любовь к Родине. И любовь к Родине не должна проявляться в поощрении преступлений. Коррупция — это преступление, нападение на соседа — это преступление. Победителя в бойне двух братьев никогда не будет, поверьте мне. Я не понимаю эти призывы — бей тех, бей этих, мне жалко одинаково всех. Я не разделяю украинцев и русских, мне жалко каждую беспричинно пролитую кровь.
Вопросов нет, я жила до определенного периода, до 2020 года очень хорошо. Пока меня не начали жестко прессовать. Наверное, мне тоже надо было закрыть глаза и плыть, как все, по течению и радоваться жизни. Но я так не могу, я мать. Почему я начала заниматься общественной деятельностью? Я пришла в один момент к тому, что деньги это не главное, что есть другое — то, что ты несешь в своей душе, что в могилу ты не заберешь ни копейки. Я пришла голая, туда же голая и лягу. Что останется после меня? Только душа.
И если эта душа будет нести в себе только жажду наживы, только желание обеспечить детей по-максимуму, дальше-то что со мной будет? Я не хочу стыдиться, не хочу, чтобы стыдились мои дети. Я не хочу в старости бегать, как эти бабушки, отмаливать грехи в церковь, а достойно молиться иконке в уголке моей кухни, как моя бабушка, которая провела праведную жизнь.
Наш президент любит пословицы. Хочу напомнить ему несколько:
- Рыба гниёт с головы
- Насильно мил не будешь
- Сила есть — ума не надо
- Совравший раз, соврет не единожды.
Символы V и Z, которые пишут на технике. Вот сотрудники в погонах будут смотреть «17 мгновений весны». Ничего не ёкает? Там на мундирах буква V. Что это? Это на государственном уровне просто преступление против армии. Это плевок на могилу каждого ветерана. Я говорю это так, как я внутри это переживаю. Где фашисты использовали символ Z? В концентрационных лагерях! Блоки с газовыми камерами! Сейчас люди этот символ везде лепят. Вы подумайте, что вы лепите. Ну наверху с головами не дружат, вам-то на что голова дана? Снова в побежденных фашистами городах вешали этот символ! Это не я придумала, это не я дискредитирую. Наша техника возит на себе фашистские символы. Как о нас будут думать? Те, кто их налепил, должен сесть.
Если бы все это остановилось еще в феврале, в марте, еще можно было что-то сделать и изменить. Но теперь этот грех нести нам всем. И несмотря на то, что я с первого дня была против, этот грех и мне нести. Я себя не отделяю от России. У меня была возможность уехать. Но почему я должна уезжать, если я могу навести здесь порядок? Нас много, поймите! Это только кажется, что пока ты сидишь у себя в квартире, ты один. Нет! Начни говорить, начни что-то делать. На людей в погонах нет надежды.
Я прекрасно знала, на что шла. Уже с 2021 года я чувствовала, что рано или поздно посадят. Потому что за борьбу с коррупцией у нас сажают, это скрепа наша народная — коррупция. И посягательство на эту скрепу карается жестче всего. Не за пост меня судят, таких постов в интернете миллион, задерживают единицы. Судят за то, что я делала. Есть фраза Ефросиньи Керсновской [писательница, художница, заключенная ГУЛАГа]: «Страх, предательство и пресмыкательство — три кита, на которых держится незыблемость нашего строя». Написано более 70 лет назад. Что-то изменилось?
Еще один отрывок от нее. Дело происходит в Бессарабии, когда ее присоединяли к Советскому союзу. Политрук, в прошлом матрос, сидит и ест в доме бессарабки, говорит: «Мы 23 года боролись, голодали, всякие лишения переживали, чтобы принести трудящимся всего мира свободу, а вы тут жрете колбасы и белый хлеб». Молодая девушка, которая работала прислугой в этом доме ответила: «А разве мы просили вас голодать 23 года, чтобы освободить нас от колбасы и белого хлеба»? К чему я это зачитала? Наверное, прежде чем куда-то со своим самоваром идти, надо у себя навести порядок.
А вот зомбоящик. Так его надо смотреть! Потому что только так понимаешь степень деградации общества. Тут и «своих не бросаем», и все это победобесие, и тут же — помогите Анечке и Светочке собрать на операцию. На снаряды деньги есть, на детей нет.
У власти сейчас, конечно, страшные люди. А почему они там? Из-за низкой социальной активности граждан. Не чувствую ответственности за будущее. Когда будет персонализация этой ответственности и мы, как немцы, проживем то, что они прожили, тогда мы примем на себя ответственность за то, что мы творили с народами, вот тогда у нас что-то изменится. Пройдем свой путь, поймем, что ошибаться не стыдно, главное — по новой не делать то же самое. Верьте в светлое, действуйте, не сидите, пишите письма! Встретимся на свободе. До УДО я не досижу, перемены настигнут нас раньше. Ни один тоталитарный режим не был так крепок, как перед крахом.
Алексей Москалёв
2 года в тюрьме
3 июля 2023
Моя дочь — единственный человечек, ради которого я существую и как-то держусь. Я воспитывал её один, вложил всю душу. Сейчас ей 13 лет, и каждый день промедления для меня смерти подобен. Я получил от неё весточку, где она пишет:
«Дорогой папа! Я очень сильно скучаю по тебе и очень-очень сильно люблю тебя. Ты мой ангел-хранитель, ты лучший папа на свете, ты тот человек, который дал мне счастливую жизнь. Что бы ни случилось, помни, я всегда за тебя. Ты всё делаешь правильно, ведь ты мой папа. Я очень сильно хочу тебя обнять и поцеловать. Ты показал мне настоящую жизнь. Папа, я люблю тебя! Главное — не сдавайся, не опускай руки. Ты лучший папа, ты [неразборчиво] самим Богом! Мы с тобой столько всего пережили, и после этого мы разойдёмся? Нет, мы будем вместе, что бы ни случилось. Но это всё не может продолжаться бесконечно. Я очень сильно волнуюсь за тебя. Как ты, как здоровье? За меня не волнуйся, пожалуйста. Я сейчас делаю икону Божьей Матери для тебя».
Я говорю это сейчас без пафоса. Какой уж тут пафос? Вы не поверите, но люди, которые сидят со мной в камере, отворачиваются, и у них текут слёзы. Для меня нет ничего дороже моей дочери. Прошу, чтобы больше не сжигать её терпение, вынесите мне приговор по высшей мере наказания и как можно скорее приведите его в исполнение. Потому что каждый день пребывания здесь несёт невыносимую разлуку с дочкой.